реклама на русском портале

Тандемократия

2 марта российские избиратели утвердили в должности президента представленную Владимиром Путиным кандидатуру Дмитрия Медведева. Произойдет ли в 2012 году обратная процедура, будет во многом зависеть от того, насколько неожиданным окажется ответ нового президента на традиционный вопрос: who is mister Medvedev?

Оценивать последние события в России исходя из "оцифрованной" Центризбиркомом всенародной любви к преемнику вряд ли стоит. На самом деле либерально мыслящие люди, которые не считают прошедшие выборы выборами в нормальном смысле этого слова, никуда не делись. Меньшая их часть ушла на улицу митинговать и подставляться под дубинки ОМОНа, а другая, куда большая, снова решила "чуть-чуть" потерпеть — как делала это в течение нескольких столетий.

До революции либералы терпели, веря в неминуемое свержение царизма и приход царства свободы. Сразу после октября 1917-го они опять терпели, надеясь теперь уже на скорое падение большевиков. В конце 30-х терпели снова, ожидая, что вот-вот все поймут, что не может же быть в стране столько врагов народа. Хрущевскую оттепель перетерпели с мыслью о том, что власть все-таки сделает последнее усилие и перейдет от временных послаблений к настоящим реформам. Застойные 70-е — с уверенностью, что маразматичные старики из Политбюро в конце концов перемрут и вот тогда уже придут долгожданные новые времена. Ну а в 90-е терпели в ожидании того счастливого момента, когда тяжелые, но правильные реформы дадут результат и у нас сразу все станет так же хорошо, как на Западе.

Наконец, с середины 2000-х годов либералы начали терпеть в надежде на нового президента. Который рано или поздно придет и вернет — нет, не все, что было при Ельцине, но хотя бы те базовые права и свободы, которые мы в 90-е годы ошибочно посчитали неотъемлемыми (от слова "отнимать"),— свободу выборов, свободу СМИ, неприкосновенность собственности. И после наделения полномочиями президента Дмитрия Медведева, произведенного в полном противоречии с большинством общепризнанных демократических норм, эти надежды самым парадоксальным образом ожили.

Ожидание невозможного
Главный парадокс состоит в том, что никаких сколь-нибудь объективных оснований для появления подобных ожиданий вроде бы не существует. Выборы-2008 получились еще менее демократичными, чем переутверждение Владимира Путина на второй срок в 2004 году или даже первая операция "Преемник" в 2000-м. Никаких обещаний, перефразируя Александра I, что "при нем все будет как при дедушке", преемник никогда не давал и давать явно не собирался. Программные речи Медведева мало чем отличаются от предвыборных выступлений Путина образца 2000 года — причем исходя из прежнего опыта можно легко предположить, что либеральные посулы (поддержать независимые СМИ, снять препоны для бизнеса, гарантировать равенство всех перед законом) непременно воплотятся в жизнь с точностью до наоборот, зато жесткие установки (отстаивать национальные интересы во внешней политике, укреплять институты власти сверху донизу, не жертвовать порядком ради свободы) будут реализованы в буквальном смысле. И даже внешностью, жестами и походкой преемник все больше походит на своего предшественника.

Тем не менее эти ожидания перемен в обществе действительно возникли и уже зафиксированы социологами. Откуда-то ведь берутся 23% россиян, ожидающих, если верить "Левада-центру", от нового президента вполне либеральных реформ по снижению налогового бремени (против 13% аналогичных ожиданий от Путина в 2000 году), или 13%, рассчитывающих на сокращение влияния госмонополий (против 6% в 2000-м). И почему-то ведь снижается с 52 до 38% число тех, кто думает, что новый президент будет в своей деятельности опираться на силовиков, и, наоборот, возрастает с 10 до 16 процент тех, кто ждет от Медведева опоры на средний класс.

А если есть внутренняя установка на предчувствие перемен, то уже задним числом появляются и аргументы. Сначала простые и даже детские, опирающиеся на внешние впечатления, дескать, "не из силовиков" и просто "привлекательный человек" (19% в опросе "Левада-центра" против 10% у Путина в 2000-м). Потом в предвыборных речах обнаруживаются поначалу не замеченные, но кажущиеся теперь все более очевидными намеки.

"Свобода лучше, чем несвобода" как главный принцип политики нового президента — это разве не либеральный постулат? А пассаж про суды, выносящие неправосудные решения "по звонку" или "за деньги",— это ли не наезд на "басманное правосудие"? А слова о гуманизации правосудия и "смягчении мер пресечения до вынесения приговора" — это разве не про смертельно больного бывшего вице-президента ЮКОСа Василия Алексаняна, прикованного к койке наручниками во избежание побега? И не Медведеву ли случайно отвечал Дзержинский районный суд Петербурга, когда 4 марта арестовывал на два месяца лидера местного "Яблока" Максима Резника за мифическое сопротивление работникам милиции?

А ведь было еще предложение заменить чиновников в советах директоров госкомпаний на "по-настоящему независимых директоров" (привет нефтянику Игорю Сечину и оборонцам Сергею и Виктору Ивановым). И признание заслуг тогдашней власти в преодолении кризиса 90-х годов, явно контрастирующее с ноябрьскими выпадами Путина в адрес "олигархического режима, основанного на коррупции и лжи". И наконец, фраза на экономическом форуме в Красноярске: "Просто воли и характера недостаточно. Нужны и равные возможности", прозвучавшая как ответ на строчку из путинского открытого письма к избирателям 2000 года: "Наша первая и самая главная проблема — ослабление воли".

И вот из всего этого и рождается смутное и совершенно иррациональное убеждение в том, что "Медведев лучше Путина". А потом из него вылупляется уже и нечто более материальное. Например, неожиданный для свободомыслящих Москвы и Петербурга 15-процентный (по сравнению с думскими выборами) прирост явки и более чем 70-процентная поддержка преемника, выдвинутого той самой "Единой Россией", которую три месяца назад жители обеих столиц удостоили жалких 50% голосов (см. таблицу). В итоге даже не сулящее ничего хорошего сходство Медведева с Путиным трактуется либералами оптимистически — в том смысле, что преемник окажется настолько похожим на своего предшественника, что, как и тот, со временем развернет курс предыдущего президента на 180 градусов.

Двуглавые перспективы
Как ни странно, при всей эфемерности и необоснованности этих ожиданий сам факт их появления в умах определенной категории россиян может стать, как говорили классики, движущей исторической силой. Ведь среди тех, кто до сих пор терпел и наступал на горло собственной либеральной песне, немало людей, уже сейчас достаточно "близких к телу", и они наверняка постараются донести свои мысли до нового президента, подтолкнуть его к тем действиям, которых они от него ожидают. И в какой-то момент количество вполне может перейти в качество.

Другой вопрос — как отнесутся к этому "либеральному давлению" Путин и его соратники-силовики, с которыми пока еще действующий президент активно общался во время президентской кампании, словно успокаивая их: "Я с вами, все под контролем, вам ничего не грозит..." А ответ на этот вопрос во многом зависит от того, как вообще будет функционировать новая конструкция тандемократии с Медведевым-президентом и Путиным-премьером. И какую степень свободы получит в этой конструкции новый глава государства.

Первые шаги к оформлению новой системы Путин сделал сразу после выборов. 3 марта он попросил Медведева начать разработку новой структуры исполнительной власти и, не дожидаясь инаугурации, взять на себя подготовку заседаний президиума Госсовета, что является одной из исключительных прерогатив президента. В тот же день Путин подписал указ "О статусе вновь избранного и не вступившего в должность президента РФ", которым предписал своей администрации "обеспечивать деятельность вновь избранного и не вступившего в должность президента РФ", а Федеральной службе охраны — "предоставлять вновь избранному президенту государственную охрану" и обеспечить ему "выделение официальной резиденции".

Таким образом, период "междуцарствия", который, например, в США нередко сопровождается конфликтами между избранным главой государства и его уходящим предшественником (см. справку), в России обещает быть мирным. Поэтому можно ожидать, что до инаугурации, намеченной на 7 мая, преемник подключится к решению еще нескольких задач президентского масштаба, а также примет участие в ряде встреч Путина с зарубежными лидерами (первая из них — с канцлером Германии Ангелой Меркель — должна была пройти 8 марта, уже после подписания в печать этого номера "Власти").

Но даже полное взаимопонимание двух президентов в переходный период не гарантирует сохранения этой идиллии после вступления Медведева в должность. Более того, последовательное выполнение новым главой государства своих предвыборных обещаний неизбежно приведет его к столкновению если и не лично с Путиным, то с его подопечными из силовых ведомств. И как, к примеру, будет действовать премьер Путин, если президент Медведев захочет снять прокурора, не желающего "гуманизировать правосудие", или судью, уличенного в принятии неправосудных решений "за деньги"? Что в этом случае перевесит — путинское желание сохранить баланс между различными властными группировками или медведевские планы обновления, реализации которых этот баланс объективно препятствует? И рискнет ли вообще новый президент отстаивать свое мнение, зная, что оно заведомо расходится с позицией премьера?

Ответить на эти вопросы, наверное, не сможет пока ни один предсказатель. Потому что в отличие от 2000 года мы сейчас толком не знаем не только "кто такой мистер Медведев", но и "каким будет мистер Путин". Ведь за последний год президент не раз доказывал, что все еще способен на непредсказуемые шаги. И почему бы, в конце концов, не предположить, что в новом качестве Путин станет "новым человеком", согласившись на хотя бы частичное раскручивание им же закрученных гаек?

Впрочем, если обойтись без традиционной российской веры в чудо, то куда более реалистичным пока представляется вариант, при котором в рамках тандемократии президент и премьер четко разграничат полномочия и будут действовать по известному принципу доброго и злого следователей. Путин продолжит, как и прежде, "мочить террористов в сортире", разоблачать тех, кто "шакалит у иностранных посольств", и обещать врагам России "от мертвого осла уши". А Медведеву достанутся борьба с нерадивыми чиновниками, регулярное повышение зарплат и пенсий, внесение в Госдуму поправок, смягчающих отдельные чересчур жесткие нормы законодательства, и выступление на международной арене с далекоидущими миролюбивыми инициативами. Конфликты при таком разделении труда будут полностью исключены, потому что пересечение границы между добром и злом в данном сценарии не предусмотрено, по крайней мере до тех пор, пока следователи не захотят поменяться ролями.

Что же касается либеральных перспектив, то их в этом случае может заменить давно напророченный теми же либералами левый поворот. Его предвестником можно считать фактическое возрождение в России "красного пояса" (см. карту), в который теперь в отличие от 90-х годов входят не только дотационные, но и экономически самодостаточные регионы, включая и те, что когда-то считались "полигонами реформ".

Правда, нынешний рост популярности левых во многом объясняется тем, что за Зюганова 2 марта голосовали и многие убежденные демократы — как за представителя единственной реальной оппозиционной силы. Но с тем, что левые настроения в обществе растут, согласны и социологи. Например, в том же опросе "Левада-центра" 66% респондентов пожелали новому президенту установить контроль над ценами (от Путина в 2000 году этого ждали лишь 30%), число сторонников пересмотра итогов приватизации выросло с 2000 года с 13 до 23%, а число приверженцев госрегулирования экономики — с 11 до 19%.

Кроме того, левый поворот, если уж на то пошло, устроил бы нынешних кремлевских силовиков в гораздо большей степени, нежели либеральный реванш,— естественно, за вычетом самых радикальных предложений вроде передела собственности. И даже с планом национализации ключевых отраслей они вполне могли бы согласиться, благо опыт фактического превращения государственных корпораций в частные у них уже есть. Ну а либералам в таком случае придется забыть о вдруг вспыхнувших надеждах и снова начать ждать — лет этак двадцать, пока 75-летний Путин не начнет подыскивать Медведеву преемника.

ДМИТРИЙ КАМЫШЕВ

Коммерсант Власть